Глава двенадцатая. Нитья-дхарма, садхана и садхья

     Шри Навадвипа-дхама – самое священное из всех святых мест в мире. Как и Вриндавана-дхама, она занимает площадь в тридцать две квадратные мили и по форме напоминает цветок лотоса с восемью лепестками. Центром этого цветка является Шри Антардвипа, а сердцем Антардвипы – Шри Маяпур. К северу от Маяпура расположена Симантадвипа, где находится храм Симантини Деви. Севернее храма лежит селение Билва-пушкарини, а южнее – Брахмана-пушкарини. Вся эта область в северной части Шри Навадвипы известна среди местных жителей как Симулия.

     Во времена Шри Махапрабху Симулия славилась тем, что там жило много образованных пандитов, а также отец Шачи-деви, Ниламбара Чакраварти Махашая. Теперь же рядом с еще сохранившимся домом Ниламбары Чакраварти стоял дом ведического брахмана по имени Враджанатха Бхаттачарья. С самого детства Враджанатха отличался незаурядным умом. В Билва-пушкарини он закончил санскритскую школу, где в совершенстве изучил ньяя-шастры, науку логики, и своими остроумными и неожиданными аргументами приводил в замешательство и трепет всех знаменитых пандитов Билва-пушкарини, Брахмана-пушкарини, Маяпура, Годрумы, Мадхьядвипы, Амрагхатты, Самудрагарха, Кулии, Пурвастхали и других мест. 

     Когда бы ни собирались ученые пандиты, Враджанатха, носивший титул Ньяя-панчанана, шквалом своих беспрецедентных доводов вызывал необычайное возбуждение среди собравшихся. Один из пандитов, жестокосердный логик по имени Наияика Чудамани, глубоко уязвленный острыми стрелами его логики, задумал убить Враджанатху. Он решил прибегнуть к оккультным знаниям и с помощью магических заклинаний, взятых из тантра-шастры, наслать смерть на Ньяя-панчанану. С этой целью он отправился в Рудрадвипу на место кремации, где день и ночь повторял свои страшные заклинания.

     И вот в амавасью (новолуние), ровно в полночь, когда кругом царила кромешная тьма, Наияика Чудамани сел посреди крематория и стал взывать к божеству, которому поклонялся: «О Мать, ты верховная богиня века Кали! Я слышал, что тебя легко умилостивить, лишь повторив несколько мантр, и что ты без промедления одариваешь благословениями своих почитателей. О наводящая ужас богиня с устрашающим ликом, этот твой слуга подверг себя суровым испытаниям, много дней повторяя твои мантры. Так будь же благосклонна ко мне хоть раз.  О Мать, я знаю, что у меня множество недостатков, но все же ты моя Мать. Пожалуйста, прости меня за все мои прегрешения и яви мне сегодня свой божественный образ».

     Терзаемый душевными муками и обливаясь слезами, Наияика Чудамани снова и снова жалобно взывал к Матери и, принося жертву огню, произносил мантру, призывающую смерть Враджанатхи Ньяя-панчананы. Какой же удивительной силой обладала эта мантра! Тотчас все небо заволокло темными плотными облаками, поднялся ураганный ветер и раздались оглушительные раскаты грома. В свете ярких вспышек молний то тут, то там мелькали страшные призраки и духи. Приняв жертвенное вино и собрав всю свою силу, Чудамани вскричал: «О Мать, умоляю тебя, не медли, сделай это прямо сейчас!»

     В тот же миг с небес раздался голос: «Не беспокойся. Очень скоро непобедимый логик Враджанатха Ньяя-панчанана прекратит всякие споры  и потеряет интерес к обсуждению ньяя-шастры. Он больше не будет твоим соперником. Успокойся и с миром возвращайся домой».

     Услышав это пророческие слова, пандит возрадовался и, принеся многочисленные пранамы Махадеву, главе полубогов и создателю тантры, возвратился домой.

     Враджанатха Ньяя-панчанана был поистине выдающимся ученым. Уже в двадцать один год он заслужил титул диг-виджаи-пандита (знатока шастр, незнающего себе равных). Днями и ночами он изучал труды знаменитого логика Гангешопадхьяи, основателя новой системы логики, известной как навья-ньяя. Обнаружив множество недостатков в «Дидхити», знаменитом комментарии Канаибхатты Широмани к «Таттва-чинтамани» Гангешопадхьяи, он составил к этому произведению свой собственный комментарий.

     Хотя Враджанатха был равнодушен к материальным наслаждениям, слово парамартха (духовная реальность) даже не коснулось его ушей. Его единственным интересом в жизни было затевать дискуссии, используя такие понятия и терминологию ньяи, как аваччхеда (свойства объекта, которые отличают его от остальных), вьяваччхеда (отделение одного объекта от другого), гхата (глиняный горшок) и пата (кусок ткани). Что бы он ни делал  – спал, грезил, ел или двигался – его ум был занят только одним: размышлениями о природе вещей, природе времени, а также о свойствах жидких и твердых физических тел.

     Как-то вечером Враджанатха сидел на берегу Ганги, размышляя о шестнадцати логических категориях, предлагаемых системой Гаутамы, когда к нему неожиданно подошел студент, который недавно начал изучать ньяя-шастру.

– Ньяя-панчанана Махашая, – заговорил он, – доводилось ли вам слышать о том, как Нимай Пандит посредством логики опроверг теорию атомарного строения вселенной?

– Кто такой Нимай Пандит? – взревел, словно лев, Ньяя-панчанана. – Ты говоришь о сыне Джаганнатхи Мишры? Расскажи мне о его логических аргументах.

– Великая личность по имени Нимай Пандит жил в Навадвипе совсем недавно. Он обогатил ньяя-шастру новыми логическими аргументами, а своими доводами обескуражил Канаибхатту Широмани. В те времена не было пандита, равного Ему в совершенном владении ньяя-шастрой, и, несмотря на это, Он относился к ней как к чему-то незначительному. Что говорить о ньяя-шастре, Он потерял интерес не только к ней, но и ко всему в этом мире. Вступив на путь отречения, Он стал странствовать повсюду, проповедуя славу святого имени. Вайшнавы считают Его пурна-брахмой, Самим Верховным Господом, и поклоняются Ему, повторяя шри гаурахари-мантру. О Ньяя-панчанана Махашая, вы обязательно должны познакомиться с Его диалектическими доводами.

     Столь хвалебный отзыв о логических аргументах Нимая Пандита пробудил во Враджанатхе сильное любопытство. С большим трудом он смог найти в разных источниках некоторые из них. Так уж устроен человек: если у него возникает интерес к какому-то предмету, он естественным образом будет испытывать уважение к тому, кто преподает его. Обычные люди, как правило, с трудом развивают веру в возвышенных личностей, пока те еще находятся в этом мире, но склонны безоговорочно верить в деяния уже ушедших махаджан.

     Итак, восхищенный системой логики Нимая Пандита, Ньяя-панчанана развил в Него несокрушимую веру.

     «О Нимай Пандит! – сетовал Враджанатха. – О, если бы я был Твоим современником, кто знает, сколько бы я узнал благодаря Тебе. О Нимай Пандит, хоть однажды милостиво войди в мое сердце. Ты поистине пурна-брахма, иначе как бы Твой ум мог вместить столь блистательное знание законов логики? Воистину Ты Гаура-хари, ибо Своими непобедимыми аргументами развеял мрак невежества. Тьма невежества черна, но Ты, став Гаурой, устранил ее сиянием Своего золотого тела. Ты – Хари, ибо способен похитить умы всех в этом мире. Безупречностью Своей логики Ты похитил и мое сердце».

     Словно безумный, Враджанатха без конца повторял эти слова. «О Нимай Пандит! О Гаура-хари! – громко восклицал он. – Будь же милостив ко мне! Смогу ли я когда-нибудь создать нечто подобное? Если Ты прольешь на меня Свою милость, я стану самым выдающимся знатоком ньяя-шастры».

     «Мне кажется, – начал затем размышлять он, – те, кто поклоняется Гаура-хари, должно быть, привлечены, как и я, Его глубокими познаниями в ньяе. Нужно найти их и узнать, есть ли у них книги по ньяе, составленные Им».

     Так у Враджанатхи появилось желание общаться с преданными Гауранги. Постоянно повторяя чистые имена Бхагавана – Нимай Пандит и Гаура-хари – и стремясь к общению с преданными Гауры, он накопил огромный запас сукрити.

     Однажды во время обеда он спросил у своей бабушки по отцу:

– Бабушка, ты когда-нибудь видела Гаура-хари?

     Имя Гауранги пробудило в старой женщине ностальгические воспоминания детства:

– Ох внучек, до чего же Он был очарователен! Но увы! Увижу ли я еще когда-нибудь Его прекрасный, сладостный облик? Может ли кто-то, хоть раз видевший Его пленительную красоту, снова погрузиться в домашние заботы? Когда Он, находясь в экстатическом трансе, проводил Свою харинама-киртану, даже птицы, звери, деревья и лианы Навадвипы, опьяненные премой, забывали обо всем на свете. Даже сейчас, хотя прошло столько лет, думая о Нем, я не могу сдержать слез. Ну вот, уже вся одежда от слез мокрая.

– А помнишь ли, дорогая бабушка, какие-нибудь истории из Его жизни?

– Конечно, дитя мое! Когда Гауранга вместе со Своей мамой Шачи приходил в гости к дяде по матери, старшие женщины из нашего дома угощали Его шаком (шпинатом) и рисом. Ему очень нравился наш шак, и Он вкушал его с огромным удовольствием.

     В этот момент мать Враджанатхи положила ему на тарелку шак. Увидев перед собой то самое блюдо, о котором только что говорила бабушка, Враджанатха преисполнился радости.

– Это же любимый шак логика Нимая Пандита! – воскликнул он и стал вкушать его с величайшим благоговением.

     Враджанатха был полностью лишен трансцендентного знания об абсолютной реальности, но его необычайно привлекал блестящий разум Нимая Пандита. Его привязанность к Нимаю стала поистине удивительной – он приходил в восторг при одном лишь упоминании Его имени. Едва заслышав, как нищие странники, прося подаяние, повторяют: «Джая Шачинандана!», – он приветливо встречал их и предлагал им пищу. Иногда он отправлялся в Маяпур, где бабаджи повторяли имена Гауранги, и подолгу расспрашивал их о Его блистательных победах над великими знатоками ньяи.

     Через несколько месяцев Враджанатху было просто не узнать. Если раньше он восхищался познаниями Нимая в ньяе, то теперь Нимай привлекал его во всех отношениях. Враджанатха утратил всякий интерес к изучению и преподаванию ньяи и больше не видел смысла в сухих логических аргументах и спорах. Отныне Нимай-преданный навсегда вытеснил из его сердца Нимая-логика.

     Стоило теперь Враджанатхе услышать звуки мриданги и каратал, как от неизъяснимой радости сердце его начинало танцевать, а когда ему встречались чистые преданные, он мысленно приносил им поклоны. С необыкновенной теплотой он стал поклоняться Шри Навадвипе, почитая ее как место явления своего Шри Гаурангадева.

     Увидев, что сердце Ньяя-панчананы явно смягчилось, его бывшие соперники в ньяе почувствовали большое облегчение. Теперь они могли спокойно выходить из дома, не опасаясь быть втянутыми в дискуссию, в которой неизбежно потерпели бы поражение, а Наияика Пандит решил, что это его почитаемое божество лишило Враджанатху сил, и теперь ему некого бояться.

     Однажды, сидя в уединенном месте на берегу Бхагиратхи, Враджанатха глубоко задумался: «Если такой непревзойденный знаток ньяя-шастры, как Нимай, оставил занятия логикой и встал на путь бхакти, совершу ли я ошибку, последовав Его примеру? Одержимый ньяей, я был так далек от бхакти, что не желал и слышать имени Нимая. В те дни мне не хватало времени даже на еду, питье и сон. Теперь же я смотрю на мир другими глазами и больше не размышляю на темы, связанные с ньяя-шастрой. Имя Гауранги постоянно звучит во мне. Экстатический танец вайшнавов пленяет мой ум, но все же мне не следует забывать, что я сын ведического брахмана, потомок почтенного рода и весьма уважаем в обществе. Хотя я действительно верю, что образ жизни вайшнавов безупречен, мне не подобает открыто принимать их путь.

     Множество вайшнавов живет в Маяпуре, в Кхола-бханга-данге, где Чханд Кази разбил мридангу, пытаясь остановить санкиртану, и в Вайраги-данге, обители вайшнавов-аскетов. Сердце мое очищается, и меня охватывает радость, когда я вижу их сияющие лица. Однако лишь Рагхунатха дас Бабаджи Махашая полностью очаровал мой ум. Каждый раз, когда я вижу его, мое сердце наполняется сильной верой в путь бхакти. Мне хотелось бы всегда быть рядом с ним и под его руководством изучать бхакти-шастры.

     Веды гласят: 

а̄тма̄ ва̄ аре драшт̣авйах̣ ш́ротавйо мантавйо нидидхйа̄ситавйах̣

(Брихад-араньяка-упанишад, 4.5.6)

“Следует всегда созерцать Высшую Абсолютную Истину, слушать о Ней, размышлять о Ней и медитировать на Нее”.

     Здесь слово мантавйах̣ означает “размышлять; обдумывать, т.е. исследовать; признавать, т.е. допускать; утверждать, т.е. одобрять; или подвергать сомнению”. Хотя это слово указывает на то, что брахма-гьяна обретается благодаря изучению ньяя-шастры, слово ш́ротавйа (слушать или изучать под руководством учителя) говорит о необходимости чего-то более важного. Большую часть своей жизни я потратил на бесполезные споры, теперь же хочу немедля посвятить себя лотосным стопам Шри Гаура-хари. Поэтому самое благоприятное, что я могу сделать, – сегодня же вечером пойти и получить даршан Рагхунатхи даса Бабаджи Махашаи».

     На закате дня, когда солнце садилось за горизонт, и его прощальные малиновые лучи все еще танцевали среди верхушек деревьев, Враджанатха отправился в Маяпур. Дул легкий южный ветерок, птицы возвращались на ночлег в свои гнезда, и в небе забрезжили первые звезды.

     Когда Враджанатха вошел в Шривас-анган (двор дома Шриваса Тхакура), вайшнавы уже начали сандхья-арати, церемонию поклонения Шри Бхагавану. Незаметно сев на небольшое возвышение под сенью дерева бакула, он стал слушать сладостное пение, и сердце его таяло от звуков арати-киртаны, прославляющей Гаура-хари. Закончив киртан, все вайшнавы тоже расположились на этом возвышении.

     Вскоре появился и сам почтенный Рагхунатха дас Бабаджи Махашая и, повторяя: «Джая Шачинандана! Джая Нитьянанда! Джая Рупа-Санатана! Джая Дас Госвами!» – присоединился к собравшимся. Все с почтением поднялись и предложили ему дандават-пранамы. Враджанатхе ничего не оставалось, как последовать их примеру. Впечатленный редкой красотой лица юноши, пожилой Бабаджи Махашая обнял его и пригласил сесть рядом.

– Кто ты, сын мой? – спросил он.

– Я один из тех, кто жаждет познать истину и горит желанием услышать ваши наставления.

– Его зовут Враджанатха Ньяя-панчанана, – сказал узнавший его вайшнав. – Во всей Навадвипе нет лучшего знатока ньяя-шастры. Но сейчас в нем пробудилась некоторая вера в Шачинандану.

     Услышав об исключительной эрудиции Враджанатхи, почтенный Бабаджи скромно сказал:

 – Сынок, ты такой великий ученый, а я всего лишь глупая и никчемная душа. Ты ведь житель святой дхамы, обители нашего Шачинанданы, и потому мы нуждаемся в твоей милости. Как же мы можем наставлять тебя? Будь добр, поделись с нами нектаром чистых повествований о твоем Гауранге и охлади наши горящие в огне разлуки сердца.

     Пока Бабаджи Махарадж и Враджанатха беседовали, вайшнавы один за другим потихоньку вставали и возвращались к своему служению в храме.

– О Бабаджи Махашая, – сказал Враджанатха, – я родился в брахманской семье. Возгордившись своим высоким происхождением и ученостью, я думал, что весь мир в моих руках. У меня не было ни малейшего представления, как почитать садху. Я не могу понять, что за великая удача позволила мне развить веру в вас и ваши возвышенные качества. Мне хотелось бы задать несколько вопросов. Пожалуйста, ответьте на них, ибо я пришел не из корыстных побуждений.

– Прошу, объясните мне, – с жаром продолжал он, – какова высшая цель жизни (садхья) и путь, ведущий к ее достижению (садхана)? Изучая ньяя-шастру, я пришел к выводу, что джива вечно отделена от Ишвары и только по Его милости достигает мукти. Я понял, что тот особый метод, благодаря которому можно обрести милость Ишвары, называется садханой, а результат, достигаемый посредством садханы, – садхьей. Однако даже при самом тщательном изучении ньяя-шастры я не смог найти ответа на два вопроса: что есть садхана и в чем заключается садхья? Поэтому прошу, скажите свое мнение по этому поводу.

     Рагхунатха дас Бабаджи был учеником Шри Рагхунатхи даса Госвами. Он не только обладал обширными философскими познаниями, но и был святым –  осознавшей себя душой. Долгое время он жил на Радха-кунде, приняв прибежище лотосных стоп Шри Даса Госвами, и каждый день слушал его нектарные повествования о лилах Шри Чайтаньядева. Он постоянно обсуждал философские вопросы с Кришнадасом Кавираджей Госвами, и если они не могли разрешить их сами, то обращались за помощью к Шри Дасу Госвами. После того как оба – Рагхунатха дас Госвами и Кришнадас Кавираджа Госвами – покинули этот мир, Рагхунатха дас Бабаджи ушел в Шри Маяпур и возглавил бабаджи-пандитов всей Шри Гауда-мандалы. Зачастую он встречался с Премадасом Парамахамсой Бабаджи Махашаей из Шри Годрумы и, погруженные в прему, они обсуждали темы, связанные со Шри Хари.

     Бабаджи: Дорогой Ньяя-панчанана Махашая, любой, кто, изучив ньяя-шастру, задается вопросом о садхье и садхане, несомненно благословлен, поскольку основная цель ньяи – путем логического анализа подойти к пониманию существования самоочевидных истин. Изучать же ньяя-шастру лишь для того, чтобы с помощью сухих аргументов научиться побеждать в научных спорах – просто пустая трата времени. Тот, кто поступает так, в итоге приходит к нелогичному выводу, не обретя истинного плода ньяи. Все его усилия оказываются бесполезными, а жизнь – прожитой напрасно.

     Садхья, конечная цель жизни, – это истина (таттва), которая постигается с помощью определенной практики (садханы). Дживы, пребывающие в плену майи, в зависимости от своих качеств и наклонностей имеют разные представления о высшей цели жизни. Однако в действительности высшая цель только одна.

     Все цели, к которым стремятся люди, можно разделить на три категории: бхукти (материальные наслаждения), мукти (освобождение) и бхакти (преданное служение), и каждый человек пытается достичь ту из них, которая больше отвечает его наклонностям и адхикаре. Те, кого привлекает мирская деятельность и кто стремится к материальным наслаждениям, считают своей целью бхукти. 

     Шастры сравниваются с кама-дхену, коровой, исполняющей желания, поскольку человек может получить от них все, что захочет.

В разделе Вед, посвященном карма-канде, говорится, что для тех, кто склонен к прагматической деятельности, целью жизни являются материальные наслаждения, и там описывается все многообразие удовольствий, которые только можно испытать в этом мире. Большинство джив, воплотившихся в материальных телах, жаждут чувственных наслаждений, и материальный мир является именно тем местом, где живые существа наслаждаются посредством своих чувств. Удовольствия, которые они при этом получают с момента рождения и до самой смерти, называются айхика-сукха, счастьем этой жизни.

     Чувственные удовольствия, которыми можно насладиться на райских планетах после смерти, называются амутрика-сукха, т.е. удовольствия, доступные в следующей жизни. Можно родиться на Сварге или на Индралоке (планете Индры) и любоваться там танцем небесных куртизанок (апсар), наслаждаться нектаром бессмертия, благоуханием райских цветов, созерцать красоту садов нандана-канана и чудеса Индра-пури, услаждать слух сладкозвучным пением гандхарвов и общаться с видхьядхари, небесными красавицами.

     Выше Индралоки находится Махарлока, затем – Джаналока, еще выше Тапалока и, наконец, Брахмалока, самая высшая планета материальной вселенной. Описания наслаждений на Махарлоке и Джаналоке встречаются в шастрах гораздо реже, чем на Индралоке. Еще реже упоминаются Тапалока и Брахмалока. По сравнению с утонченными наслаждениями на высших планетах наслаждения жителей Земли (Бхурлоки) слишком грубы.

     Этот мир так устроен, что чем выше расположена планетарная система, тем утонченнее чувства и объекты чувств. Таково единственное различие между высшими и низшими планетами. Другими словами, счастье, доступное на всех этих планетах, – просто наслаждение чувств. К этому сводится все материальное счастье.

     Чит-сукха (духовное счастье) в материальном мире недоступно, поскольку все наслаждения здесь связаны с тонким телом, которое состоит из ума, разума и ложного эго, и является лишь подобием чистого сознания. Все эти виды материальных наслаждений называются бхукти. Чтобы осуществить свои желания, дживы, запутавшиеся в сетях кармы, совершают определенные действия, которые и являются их садханой.

     В «Яджур-веде» говорится:

сварга-ка̄мо ‘ш́вамедхам̇ йаджета

(Яджур-веда, 2.5.5)

«Стремящийся попасть на райские планеты должен совершить ашвамедха-ягью».

     Тем, кто желает обрести бхукти, шастры рекомендуют много видов садханы: можно совершать особый вид огненного жертвоприношения агништома, подносить дары некоторым полубогам, рыть колодцы, строить храмы и совершать другую благотворительную деятельность, а также проводить определенные обряды в дни новолуния и полнолуния.

     Те же, кто устал от материальных страданий, приходят к выводу, что все четырнадцать планетарных систем, являющихся средоточием материальных наслаждений, бесполезны. Они хотят освободиться от пут кармы и считают своей единственной целью мукти, а бхукти – просто рабством.

     Такие люди говорят: «Те, кто еще склонен наслаждаться в этом мире, могут пытаться достичь своей цели – бхукти, следуя методу карма-канды. Однако в “Бхагавад-гите” сказано:

кшӣн̣е пун̣йе мартйа-локам̇ виш́анти

(Б.-г., 9.21)

“Изведав райские удовольствия и исчерпав запас своего благочестия, они вновь возвращаются на планеты смертных”.

     Эта шлока ясно и неопровержимо доказывает, что бхукти преходяще. Все, что подвержено разрушению, –  материально и не имеет ничего общего с духовным. Садхана должна быть направлена на достижение вечной цели. Мукти – вечно, и потому должно являться садхьей для всех джив. Обрести мукти можно благодаря четырем видам садханы: 1) развитию способности различать временное и вечное; 2) отказу от стремления наслаждаться плодами прагматической деятельности как в этой жизни, так и в следующей; 3) взращиванию в себе шести качеств, таких как обуздание ума и чувств и 4) развитию стремления к освобождению. Это и есть настоящая садхана».

     Такова точка зрения тех, кто считает своей целью мукти, и те же представления о садхье и садхане содержатся в разделе гьяна-канда.

     Шастры подобны кама-дхену. Они предлагают дживе тот путь, который соответствует уровню ее квалификации (адхикаре). Как правило, под мукти понимается освобождение от индивидуального эго, т.е. потеря индивидуальности. Однако если живое существо, достигнув освобождения, сохраняет свое индивидуальное бытие, оставаясь личностью, то мукти не может быть его конечной целью. Иными словами, такое понимание мукти ограничено представлением, что освобождение – это уничтожение собственной индивидуальности (нирвана) и не более того, но в действительности душа вечна, и уничтожить ее невозможно.

     Это подтверждается в «Шветашватара-упанишад»:

нитйо нитйа̄на̄м̇ четанаш́ четана̄на̄м

(Шветашватара-упанишад, 6.13)

«Он – Верховный среди всех вечных и обладающих сознанием существ».

     Эта и другие ведические мантры утверждают, что джива вечна и уничтожить ее индивидуальное бытие невозможно. Тот, кто признает это, понимает, что джива продолжает существовать как личность и после достижения мукти. Следовательно, бхукти и мукти не могут быть высшей целью жизни. Более того, эти навязанные извне цели чужды истинной природе дживы.

     Каждое усилие направлено на достижение определенной цели, которая известна как садхья, а метод ее достижения – садхана. Если ты обдумаешь это глубже, то увидишь, что цели и средства, которые избирают живые существа, – это звенья одной цепи. То, что сегодня является садхьей, завтра станет садханой – средством достижения следующей цели.

     Если признать существование этой цепи причин и следствий, то в конце концов можно прийти к ее последнему звену. Цель, достигаемая на этой конечной стадии, и есть высочайшая садхья, которая уже не становится садханой для достижения иной цели, ибо нет садхьи выше ее. Пройдя все звенья цепи, состоящей из садхьи и садханы, человек, наконец, достигает последнего звена – бхакти. Поэтому бхакти – это высочайшая садхья, вечное состояние совершенства дживы (нитья-сиддха-бхава).

     Каждый поступок в жизни человека – звено в цепи садхьи и садханы, причины и следствия. Карма составляет множество звеньев этой цепи. Прогрессируя, человек создает следующую серию звеньев – гьяну. И наконец, там, где заканчиваются звенья гьяны, начинаются звенья бхакти. Последней садхьей в цепи кармы является бхукти, в цепи гьяны – мукти, а в цепи бхакти – према-бхакти. Если глубоко задуматься о природе того состояния совершенства, которое обретает джива, можно прийти к заключению, что бхакти – это и садхья, и садхана. Ни карма, ни гьяна не могут быть высшей садхьей или садханой, поскольку являются лишь промежуточными стадиями.

     Враджанатха: В Упанишадах есть много известных высказываний, но ни в одном из них не утверждается, что бхакти – это высшая садхья, которую только можно достичь. Так, в «Брихад-араньяка-упанишад» (4.5.15 и 2.4.24) говорится: «кена кам̇ паш́йет – кто должен видеть? Кого увидят? И каким образом?» В «Брихад-араньяка-упанишад» (1.4.10) есть еще одно утверждение: «ахам̇ брахма̄сми – я Брахман». В «Айтарея-упанишад» (1.5.3) сказано: «праджн̃а̄нам̇ брахма –  сознание – это Брахман». В «Чхандогья-упанишад» говорится (6.8.7): «тат твам аси ш́ветакето – о Шветакету, ты и есть тот Брахман». Разве, согласно этим утверждениям, мукти – не высшая цель? 

     Бабаджи: Я уже объяснил, что существует много видов садхьи в соответствии с наклонностями человека. Бóльшая часть шастр написана для людей, которые из-за стремления к бхукти не могут признать важность мукти. Например, в «Апастамба-шраута-сутре» (2.1.1) говорится: «акшайам̇ ха ваи ча̄турмасйа-йа̄джинах̣ – соблюдающих обет чатурмасьи ждет вечное счастье в раю». Означает ли это, что стремление к мукти бессмысленно? Карми желают только наслаждать свои чувства и потому не способны найти в шастрах рекомендации, предназначенные для тех, кто стремится к мукти, но значит ли это, что в Ведах нет упоминания о мукти? Некоторые риши, рекомендующие путь кармы, утверждают, что отречение – это удел тех, кто ни на что не способен, а все остальные должны идти путем кармы. В действительности подобные наставления даются людям, находящимся на низших ступенях духовного развития, чтобы укрепить их веру в необходимость исполнять предписанные обязанности.

     Пренебрегать своим долгом очень неблагоприятно. Если человек исполняет свои обязанности с полной верой, что они соответствуют тому уровню, на котором он находится, он легко получает доступ к более высокому виду деятельности. Нет ничего предосудительного в том, что Веды поощряют такой тип веры. Пренебрегая же предписаниями Вед, человек подвергает себя опасности падения. Все дживы, достигшие какого-либо положения в этом мире, добились этого благодаря строгому следованию своим предписанным обязанностям.

     Гьяна на самом деле выше кармы, поскольку дарует мукти. Тем не менее шастры, предназначенные для тех, кто следует путем кармы, превозносят ее и ничего не говорят о превосходстве гьяны. И точно так же в шастрах, написанных для гьяни, содержатся все упомянутые тобой мантры, прославляющие мукти. Однако, как для гьяны требуется более высокий уровень сознания, чем для кармы, так и для следования по пути бхакти необходим более высокий уровень сознания, чем для гьяны. Такие мантры, как тат твам аси и ахам̇ брахма̄сми, прославляют имперсональное освобождение, укрепляя решимость тех, кто стремится к нему, твердо следовать этому пути. В этом смысле нет ничего плохого в том, чтобы утверждать превосходство пути гьяны. Однако гьяна не является высшей садханой, а мукти, цель гьяны, – высшей садхьей. Конечный вывод Вед заключается в том, что бхакти – это высшая садхана, а према-бхакти – высшая садхья.

     Враджанатха: Приведенные мною мантры – главные утверждения Вед, маха-вакьи. Разве могут садхья и садхана, предложенные ими, быть чем-то чуждым?

     Бабаджи: Нигде в Ведах не говорится, что эти высказывания – маха-вакьи, и не утверждается, что они выше других. Это провозглашают учителя гьяны, желая установить превосходство своей доктрины, но в действительности единственной маха-вакьей является пранава (звук ом). Все остальные утверждения Вед относятся только к определенным аспектам ведического знания.

     Конечно, нет ничего неправильного в том, чтобы называть любой из афоризмов Вед маха-вакьей. Однако объявлять какой-то афоризм маха-вакьей, а на другие наклеивать ярлык обычных, – это признак догматизма, и подобное отношение является оскорблением Вед. Иногда там прославляется карма-канда, иногда мукти, но конечный вывод Вед заключается в том, что только бхакти является и садхьей, и садханой. 

     Веды подобны корове, а Шри Нанда-нандана – пастух, который доит ее. В «Бхагавад-гите» Он объявляет, что именно Веды считают высшей целью:

тапасвибхйо ‘дхико йогӣ джн̃а̄нибхйо ‘пи мато ‘дхиках̣
кармибхйаш́ ча̄дхико йогӣ тасма̄д йогӣ бхава̄рджуна
йогина̄м апи сарвеша̄м̇ мад-гатена̄нтара̄тмана̄
ш́раддха̄ва̄н бхаджате йо ма̄м̇ са ме йуктатамо матах̣

(Б.-г., 6.46-47)

«О Арджуна, йог выше всех аскетов, выше тех, кто стремится наслаждаться плодами своего труда, и выше имперсоналистов, стремящихся к освобождению. Поэтому стань йогом. Величайший же из йогов – тот, кто всем сердцем предался Мне и с непоколебимой верой постоянно поклоняется Мне. Таково Мое мнение».

     В «Шветашватара-упанишад» говорится:

йасйа деве пара̄ бхактир йатха̄ деве татха̄ гурау
тасйаите катхита̄ хй артха̄х̣ прака̄ш́анте маха̄тманах̣

(Шветашватара-упанишад, 6.23)

«Сокровенный смысл Вед полностью раскрывается лишь великим душам, обладающим такой же трансцендентной преданностью (пара-бхакти) к своему Гурудеву, как и к Шри Бхагавану».

     В «Гопала-тапани-упанишад» сказано:

бхактир асйа бхаджанам̇ тад иха̄мутропа̄дхи-
наира̄сйенаива̄мушмин манасах̣ калпанам
етад эва ча наишкармйам

(Гопала-тапани-упанишад, Пурва-вибхага, 15)

«Бхакти, совершаемое исключительно ради того, чтобы доставить удовольствие Шри Кришне, называется бхаджаном. Это означает отказаться от любых корыстных устремлений и желания наслаждаться как в этой жизни, так и в следующей, а также посвятить свой ум и сердце Кришне, обретя благодаря всепоглощающей преме чувство полного единства с Ним».

     В «Брихад-араньяка-упанишад» говорится:

а̄тма̄нам эва прийам упа̄сӣта

(Брихад-араньяка-упанишад, 1.4.8)

«Нужно всегда с любовью поклоняться Верховной Душе, Шри Кришне, считая Его самым дорогим для себя».

     В «Брихад-араньяка-упанишад» также сказано:

а̄тма̄ ва̄ аре драшт̣авйах̣ ш́ротавйо
мантавйо нидидхйа̄ситавйах̣

(Брихад-араньяка-упанишад, 4.5.6)

«О Майтрея, следует всегда созерцать Высшую Абсолютную Истину, Параматму, слушать о Ней, размышлять о Ней и медитировать на Нее».

     При внимательном рассмотрении этих утверждений Вед становится ясно, что бхакти – это лучшая садхана.

     Враджанатха: В разделе карма-канда рекомендуется совершать преданное служение Ишваре, дарующему человеку плоды его деятельности, а в разделе гьяна-канда говорится, что надо стараться удовлетворить Хари, развивая бхакти посредством четырех видов садханы, называемых садхана-чатуштая. Как же тогда бхакти может быть садхьей, если оно является средством достижения бхукти и мукти? А поскольку бхакти – всего лишь средство, то по достижении бхукти или мукти необходимость в нем отпадает. Это основной принцип. Пожалуйста, развейте мое сомнение.

     Бабаджи: Это правда, что, совершая садхана-бхакти в соответствии с предписаниями раздела карма-канда, можно удовлетворить свои материальные желания, а в соответствии с предписаниями гьяна-канды обрести мукти. Невозможно достичь какого-либо результата, не удовлетворив Парамешвару, а Его можно удовлетворить только любовью (бхакти). Он – источник всей энергии, и любая энергия, которая обнаруживается в дживах или инертной материи, лишь незначительное проявление Его могущества.

     Карма и гьяна не могут удовлетворить Ишвару. Без бхагавад-бхакти они не способны привести к какому-нибудь результату. Поэтому можно видеть, что практика кармы и гьяны сопровождается некоторым подобием бхакти. Конечно, это не шуддха-бхакти, а лишь бхакти-абхаса. Однако именно благодаря этому подобию преданности можно достичь цели кармы и гьяны.

     Бхакти-абхаса бывает двух видов: шуддха бхакти-абхаса (чистая) и виддха бхакти-абхаса (оскверненная). О чистой бхакти-абхасе я расскажу позднее, а сейчас послушай о трех видах оскверненной бхакти-абхасы. Первый вид – это бхакти-абхаса, оскверненная стремлением к обретению плодов деятельности; второй – оскверненная примесью монистического знания, а третий – оскверненная примесью и того и другого.

     Например, совершая ягью, кто-то молится: «О Индра! О Пушана (бог Солнца)! Будьте милостивы ко мне и даруйте плод совершения этой ягьи». Любая деятельность, являющаяся подобием бхакти и оскверненная желанием обрести плод, – это бхакти-абхаса с примесью кармы. Некоторые великие души называют этот вид оскверненного бхакти карма-мишра-бхакти, преданностью, смешанной с прагматической деятельностью, а другие – аропа-сиддха-бхакти, деятельностью, в которой признаки бхакти выражены неявно.

     Другой может молиться: «О Ядунандана, я пришел к Тебе из страха перед материальным существованием. День и ночь я повторяю Твои имена, Харе и Кришна. Прошу Тебя, даруй мне освобождение. О Верховный Господь, Ты Сам Брахман. Я попался в ловушку майи. Пожалуйста, вызволи меня отсюда и позволь навеки слиться с Тобой». Такое проявление чувств является подобием бхакти, оскверненной монистическим знанием. Одни великие души придерживаются мнения, что это преданность с примесью гьяны (гьяна-мишра-бхакти), а другие – что это аропа-сиддха-бхакти. В любом случае эти виды оскверненной преданности далеки от шуддха-бхакти.

     В «Гите» (6.47) говорится: «ш́раддха̄ва̄н бхаджате йо ма̄м̇ са ме йуктатамо матах̣ – лучший из йогов тот, кто с верой поклоняется Мне. Таково Мое мнение». Бхакти, о которой говорит здесь Кришна, и есть шуддха-бхакти, и это наша садхана. Когда садхана достигает совершенства, она становится премой. Карма и гьяна – это лишь средства для достижения бхукти и мукти. Они не способны помочь дживе обрести нитья-сиддха-бхаву, свое вечное, изначальное состояние божественной любви.

     Выслушав убедительные доводы святого Бабаджи, Враджанатха перестал задавать вопросы. Он задумался: «Анализ и обсуждение этих тонких философских истин намного превосходит диалектический анализ ньяя-шастры. Бабаджи Махашая обладает необычайно глубокими познаниями. Задавая ему вопросы, я постепенно обрету истинное знание. Однако уже слишком поздно, пора возвращаться домой». 

– Бабаджи Махашая, – сказал он, прервав свои раздумья, – сегодня по вашей милости я узнал об очень важных, возвышенных истинах. Мне хотелось бы время от времени приходить к вам и получать ваши наставления. Вы – обладающий глубокими познаниями ученый и великий учитель, я очень надеюсь обрести вашу милость. Сейчас уже поздно, но могу ли я, прежде чем уйти, задать вам еще один, последний вопрос – написал ли Шри Шачинандана Гауранга какую-либо книгу, где были бы собраны все Его наставления? Я очень хотел бы прочесть ее.

– Шриман Махапрабху не писал книг, – ответил Бабаджи Махашая, – однако Его последователи, исполняя Его указаниям, написали много книг. Сам же Махапрабху дал дживам восемь наставлений в форме афоризмов, которые называются «Шикшаштака». Для преданных эти наставления подобны драгоценному ожерелью. В эти восемь шлок Он кратко и в скрытой форме вложил все наставления Вед, Веданты, Упанишад и Пуран, словно вместил в один кувшин огромный океан. Позже на основе этих наставлений бхакты составили десять фундаментальных принципов, известных как даша-мула, где в сжатой форме проводится анализ садхьи и садханы с точки зрения самбандхи, абхидхеи и прайоджаны. Это то, в чем тебе следует разобраться прежде всего.

– Теперь вы мой шикша-гуру, и мой долг – следовать всем вашим указаниям. С вашего позволения я приду завтра вечером, чтобы услышать ваши наставления по даша-муле.

     С этими словами Враджанатха предложил Бабаджи Махашае дандават-пранаму, а Бабаджи с великой любовью обнял его.

– О мой дорогой сын, – сказал он, – ты очистил сословие брахманов. Я буду счастлив увидеть тебя завтра вечером.

     Так заканчивается двенадцатая глава «Джайва-дхармы», которая называется «Нитья-дхарма, садхана и садхья».